Надежда умирает последней
По мнению ДМИТРИЯ БОРИСОВА, руководителя отдела перспективного развития и международных научных связей ФГБУ "РОНЦ им. Н. Н. Блохина" МЗ РФ, заместителя председателя президиума Ассоциации онкологов России, основная проблема российской онкологии в том, что рост выявляемости онкологических больных не сопровождается ростом финансирования.
— Как вы оцениваете уровень финансирования онкологической помощи в России?
— За последние десять лет объем финансирования онкологической помощи возрос более чем в 13 раз. Значительное усиление финансирования онкологической службы происходило в рамках программы модернизации онкологической службы, которая закончилась в 2014 году. Если в 2004-2005 годах мы не могли даже мечтать о передовых технологиях, то сейчас они реально доступны для пациентов, причем доступны бесплатно, хотя далеко не для всех. Однако в последние годы объем финансирования онкологической службы стагнировал на уровне примерно 230 млрд руб. в год. Цифры вроде бы внушительные, но в реальности этих средств недостаточно. Важнейший показатель уровня финансирования — пересчет на душу населения (а не на одного онкобольного или на один рецепт, как зачастую считают наши чиновники), который позволяет сравнивать уровень финансирования онкологической службы в разных популяциях, странах, регионах. Исходя из этого показателя, уровень финансирования лекарственного обеспечения в России в десять раз ниже, чем в Европе. Понятно, что при таком ограниченном финансировании мы не можем в полном объеме обеспечить лечение пациентов современными методами, которые зарегистрированы в нашей стране и входят в действующую программу государственных гарантий.
На лекарственное обеспечение онкологической помощи в настоящее время выделяется около 65 млрд руб. в год, из которых 35-40% поступает из фонда программы "Семь нозологий" и расходуется только на одну нозологию — лимфопролиферативные заболевания, которые составляют только 5% от всех онкологических патологий. Оставшиеся 60-65% денежных средств идут на лекарственное обеспечение всех остальных онкобольных — с раком легких, простаты, молочной железы, толстого кишечника и т. д. Естественно, этих средств не хватает, чтобы обеспечить эффективными лекарствами всех нуждающихся.
Если говорить о доступности методов нелекарственного лечения для россиян — той же лучевой терапии, то сегодня есть территории, в которых проведена мощная модернизация, и там нет проблем с получением радиотерапии именно в рамках бюджета. Примером тому — некоторые регионы Центрального федерального округа, Татарстан, Ростов-на-Дону, Красноярск, Иркутск и ряд других территорий. И хотя они далеки от федерального центра, но там есть мощные клинические центры, способные конкурировать с европейскими клиниками. Однако в целом по стране проблема остается острой. По количеству линейных ускорителей и другого оборудования, которое используется для радиотерапии, в пересчете на душу населения показатели у нас в разы ниже, чем европейские. То есть уровень доступности онкологической помощи у нас гораздо ниже мировых стандартов.
— Какой процент онкобольных получает у нас полноценную медицинскую помощь?
— Наши ведущие специалисты и главный онколог академик Михаил Давыдов неоднократно отмечали, что уровень доступности современных технологий — таргетных лекарственных препаратов, лучевой терапии, персонализированной медицины — в нашей стране составляет не более 18%. К примеру, сегодня в мире для лечения рака молочной железы используют несколько разных методов в зависимости от молекулярно-биологического строения опухоли. Современные технологии позволяют перевести в хронические заболевания даже самые агрессивные формы рака молочной железы, а зачастую — полностью излечить даже запущенные метастатические формы. Но, к сожалению, у нас эти технологии недоступны для 80% больных. Лишь 18% пациенток могут получить необходимую медицинскую помощь в полном объеме.
— А что делать остальным?
— Конечно, мы не можем совсем не лечить пациентов, поэтому используем более дешевые устаревшие схемы, которые входили в стандарты лечения лет 15-20 назад. Понятно, что в этих схемах не предусмотрены инновационные препараты. Зачастую такая химиотерапия недостаточна. Более того, многим регионам не по карману обеспечить даже базовый уровень лечения, не говоря уже о самых передовых технологиях.
— Как дефицит финансирования онкологической помощи влияет на показатели смертности в неблагополучных регионах?
— Вопрос аналитики этих данных стоит очень остро, поскольку статистика у нас серьезно хромает. Зачастую даже самые неблагополучные регионы могут отчитываться об успехах в снижении смертности. В настоящее время этот вопрос прорабатывается. В конце прошлого года был издан приказ Минздрава России N868, делегирующий функции головного учреждения Российскому онкологическому научному центру им. Н. Н. Блохина. У нас сформирована специальная группа, которая занимается организационно-методической частью этой работы и анализом того, что происходит. Сейчас мы собираем и обрабатываем эти данные. Ближе к июню эта статистика будет опубликована.
— По данным ВОЗ, в России излечиваются только 40% онкобольных, тогда как в странах Европы и США — 70%. Связано ли это с дефицитом финансирования и, как следствие, с недоступностью эффективного лечения?
— Однозначно. Сегодня налицо некий перекос. Мы ратуем за профилактику и раннюю диагностику рака. При этом у нас действительно растет выявляемость онкологических пациентов. И тому есть несколько причин. Во-первых, немало денег вложено в борьбу с сердечно-сосудистыми заболеваниями, и это дало результаты: продолжительность жизни растет, то есть популяция стареет. В старших возрастных группах накапливается значительный контингент больных, которые доживают до своего рака. Кроме того, проводится программа диспансеризации. И хотя к ней очень много вопросов, тем не менее она повышает выявляемость онкологических заболеваний, пусть и не на самых ранних стадиях. Но только диагностика не решает проблему. Рентгеновским аппаратом вылечить невозможно — это лишь один из этапов диагностики.
При выявление онкозаболевания пациент должен быть обеспечен надлежащим лечением, но зачастую этого не происходит. Поток пациентов увеличивается, а финансирование — нет. Но что делать сотням тысяч больных, которым поставлен диагноз, но не обеспечено лечение? Они сидят в очередях, ждут каких-то вмешательств, медицинских процедур и не всегда дожидаются... Эту проблему решать очень сложно, поскольку она требует значительных материальных вложений. При этом страдают онкобольные, а крайним оказывается врач, который остается один на один с пациентом, и даже зная, как ему помочь, не может это сделать, потому что у него нет инфраструктуры медицинской помощи, которую обязан организовать чиновник. В конечном итоге встает вопрос об оправданности расходов на раннюю диагностику, если за ней не поспевает инфраструктура, которая должна этого больного лечить.
— Кто отвечает за развитие лечебной инфраструктуры?
— Парадокс в том, что сегодня за здоровье населения отвечает территория — губернатор и региональные исполнительные власти. А федеральный Минздрав может только что-то рекомендовать. Как в такой ситуации можно что-то развивать?
Безусловно, есть территории с высоким приоритетом для онкологической службы, которые инвестируют в эту сферу, и ситуация там улучшается год от года. Но так обстоят дела далеко не везде. Онкология на сегодняшний день самая дорогостоящая область медицины. Многим регионам не по карману лечить своих онкобольных. Причем речь идет не о самых последних технологиях, а об обеспечении базового уровня.
— Лечение онкологических заболеваний финансируется из Фонда обязательного медицинского страхования. Выходит, система ОМС не справляется с этой задачей?
— Система ОМС очень несовершенна. Наше обязательное медицинское страхование, по сути, страхованием не является. Там нет рисковой составляющей и оценки стоимости риска. Тарифы ОМС не покрывают всех расходов на лечение онкозаболеваний и зачастую имеют очень ограничительный характер, в результате чего в рамках существующего финансирования оказывается помощь лимитированному количеству больных. Несмотря на декларации организаторов здравоохранения о единых тарифах ОМС, у нас сложилась совершенно порочная система разных тарифов в разных регионах страны. К тому же тарифы ОМС достаточно ущербны, поскольку ориентированы не на пациента, а на такую систему работы с больным, при которой клиника получает финансирование при выполнении административных нормативов — результат и качество лечения, по сути, в расчет не принимаются. С другой стороны, за малейшие неточности, причем не в медицинской тактике ведения больного, а в оформлении документации, клиники подвергаются штрафным санкциям от страховых компаний и, соответственно, недополучают финансирование.
Есть фиксированный бюджет Фонда ОМС, который разделен на количество населения, есть всевозможные виды услуг, есть территориальные тарифы по этим услугам. И все это спускается клиникам. При этом никто не просчитывает обратного — количество пациентов, динамику расходов прошлых лет, потребность в технологиях, их реальную стоимость и т. д. Если идти по этому пути, то будет понятно, что расходы на онкологическую помощь надо увеличивать в пять-шесть раз. Естественно, госбюджет к этому не готов.
— Есть ли выход из сложившейся ситуации?
— На мой взгляд, единственный выход — очень четко зафиксировать обязательства государства. Сейчас они звучат как "мы платим за все": у нас все бесплатно для населения, что является определенного рода лукавством, потому что население все равно платит за себя. Не лучше ли четко сказать, что лечение стоит, скажем, 200 руб., 150 руб. из которых платит государство, а 50 руб.— пациент из своего кармана. Это система софинансирования, которая работает во всем мире. Вклад пациента может поступать от страховых компаний, которые работают по реальным программам добровольного страхования, в рамках которых человек за 100 руб. получает страховую защиту на 100 тыс. руб. Сейчас все уже понимают, почему нужно оплачивать ОСАГО, каско и т. д. Но в нашем здравоохранении такого каско не существует, а это неправильно.
В настоящее время онкологическое сообщество готовит проект Национальной онкологической программы, в которой будет заложен ряд мероприятий, ориентированных на ресурсное обеспечение комплексного подхода в лечении онкологических заболеваний. В июне проект будет представлен на Съезде онкологов в Уфе, после чего мы планируем представить его в Минздраве и правительстве РФ для утверждения и согласования с целью выделения дополнительных средств, которые пойдут не на закупку оборудования, а на ряд мероприятий, обеспечивающих комплексный подход к диагностике, лечению и реабилитации онкологических пациентов.
Светлана Белостоцкая
Дмитрий Борисов очень надеется на запуск Национальной онкологической программы, которая обеспечит комплексный подход к диагностике, лечению и реабилитации онкологических пациентов
